07.09.2020

Дневник событий ММКЯ, 4 и 5 сентября

Что же это за книги, если они без картинок!

Традиция детской книжной иллюстрации и её сегодняшнее «прочтение», «искусство быть современным» и роль картинки из книги, прочитанной в детстве, — эти и другие, порой причудливо с ними связанные темы стали предметом обсуждения на встрече художников из некоммерческого фонда V-A-C, известного не только масштабными выставками, перформансами, исследовательской, образовательной и кураторской программами, но также и широкой издательской деятельностью. О своём детском читательском опыте и о том, как этот опыт отразился на их восприятии мира и творческом виденье рисунка, рассказывали сами художники, работавшие над книгами для детской серии фонда.

Гравированные иллюстрации Гюстава Дорэ, «Азбука» Бенуа, акварели Владимира Конашевича и тот его венок из роз, где цветы переплетаются с буквами, а ещё, разумеется, все до единой картины отца…

«Их было очень много — книжных иллюстраторов, которые мне нравились в детстве», — признался художник, писатель, дизайнер и музыкант Павел Пепперштейн, в чьих рисунках к «Алисе в стране чудес», по его собственным словам, можно, если как следует приглядеться, отыскать перевёрнутые приметы и переосмысленные черты повлиявших на него мастеров прошлого.

«Помню, что в детстве на меня всерьёз повлияли лишь два человека, — признался художник, куратор, лауреат премии Кандинского, участник престижной европейской биеннале современного искусства «Манифест-11» Евгений Антуфьев. — Одним из них был Иван Билибин, чья Василиса Прекрасная меня так завораживала, как будто она и не была нарисована, а существовала на самом деле. Вторым художником был Георгий Нарбут, нарисовавший тот удивительный, мрачный, немного зловещий, пожалуй, даже страшный и совершенно незабываемый «Теремок». Ребенком я бесконечно долго рассматривал эти рисунки. Мне, как и многим детям, нравились всякие жутковатые образы».

По мнению Антуфьева, с детьми не нужно бояться говорить о страшных вещах, потому что взрослые страхи отличаются от детских. Детей зачастую совсем не страшат неудобные взрослым темы. Напротив, они кажутся детям интересными.

«Как раз сейчас я вместе со своими коллегами работаю над книгой, которая будет рассказывать детям о смерти, и очень надеюсь на то, что она ответит на вопросы, которые многие дети очень хотят, но не решаются задать», — отметил художник.

Представительница «аналитического модернизма», художница, иллюстратор и дизайнер Светлана Шуваева, создавшая рисунки для «Замечательной ракеты» Оскара Уайльда, призналась в том, что любимых с детства иллюстраторов у неё нет и что, читая книги девочкой, она всегда себе сама всё так «конкретно» представляла, что позже, если вдруг случалось обнаружить чужие иллюстрации, «расстраивалась жутко»: «Они, как мне всегда казалось, уж слишком отличались от моих, пускай ещё не нарисованных, но где-то уже существующих изображений».

Автор видеоинсталляций, художник и куратор Алексей Булдаков назвал своей любимой детской книгой «Приключения Гулливера» Джонатана Свифта с иллюстрациями Геннадия Калиновского. «Больше всего мне нравилось обилие деталей, — с нежной улыбкой и ностальгией вспоминал он. — Могу с уверенностью вам заявить, что дети очень любят рассматривать всякие мелочи и по-своему их трактовать. Сегодня, разглядывая те рисунки, я поражаюсь тому, насколько современные типажи создавал Калиновский».

Выставка в коробке, или Духи для поэтессы от Музея русского импрессионизма

В рамках программы «МУЗЕЙНАЯ ЛИНИЯ» прошла необычная для книжной ярмарки встреча с парфюмером, основателем бренда NOSE, Тимуром Солодовым и куратором просветительского отдела Музея русского импрессионизма Еленой Шаровой. Этих людей, представителей двух, казалось бы, несовместимых профессий, объединила идея создания серии ароматов к графическим портретам героев Серебряного века, представленным на выставке «Юрий Анненков. Революция за дверью».

Шесть совершенно разных выдающихся личностей, с разными судьбами, характерами и образом жизни… Парфюмер вместе с кураторами Музея русского импрессионизма пытались погрузиться в атмосферу того времени, внимательно изучая биографии каждого героя, чтобы полученные ароматы помогли окунуться в атмосферу революции и Серебряного века. Задача состояла из двух частей. Первая — воссоздать любимый аромат Анны Ахматовой Le Parfum Idéal от Houbigant и парфюм Isadora, посвящённый памяти Айседоры Дункан. Вторая задача — создать четыре аромата, для автопортрета Юрия Анненкова, а также для портретов Марии Соколовской, Георгия Иванова и Михаила Бабенчикова.

Исторические документы подтверждают связь Анны Ахматовой и Айседоры Дункан с этими ароматами. О духах Le Parfum Idéal Houbigant Анна Ахматова упоминала в разговоре со своей подругой Лидией Чуковской, которая впоследствии написала биографию поэтессы. Аромат Isadora, посвященный памяти Айседоры Дункан, выпустила в 1976 году компания Isadora Paris. Он слегка похож на Shalimar от Guerlain, только более легкий и прозрачный. Благодаря известности уже существовавших ароматов, найти информацию о них не составило труда, поэтому восстановить их исходную формулу удалось достаточно точно.

Сложнее было найти ингредиенты. В те времена для производства парфюмерии использовались преимущественно натуральные компоненты, поэтому для воссоздания ароматов необходимо было использовать эфирные масла, произведённые в тех же странах, что и почти 100 лет назад. Производители, конечно, изменились, но сырье осталось прежним: не изменился ни климат, ни способ получения эфирных масел.

Ароматы для остальных героев парфюмер создавал, опираясь на образ героя, его биографию, яркие черты или привычки, характеризующие его личность. Аромат, посвященный Юрию Анненкову, как художнику и творцу, собран из ингредиентов, переносящих в его мастерскую, где пахло типографской и масляной краской, бумагой, старым деревом и творчеством Серебряного века.

Мария Соколовская, одна из первых красавиц Петербурга, чуть отстраненная, застенчивая, немногословная, с мягким голосом, кажется воплощением духа Серебряного века. Аромат дополняет объем «акварельности», мягкости цвета и линий этого портрета.

Георгий Иванов чрезвычайно элегантен, даже слишком, по трудным временам — темно-синий костюм, белая рубашка, белые манжеты, белый носовой платок в кармане. Было известно, что он самый насмешливый и самый остроумный человек литературного Петербурга. Аромат посвящен именно этим чертам Иванова, которые нашли выражение в кристальных современных ароматических молекулах вместе с легкой «землистостью» ветивера, «дымностью» гваякового дерева и можжевелового дегтя.

Михаил Бабенчиков – художественный критик, завсегдатай «Бродячей собаки», обладавший незаурядным литературным даром. На портрете лицо молодого человека 1920-х годов сочетается с прической денди из эпохи, оставшейся в прошлом. Такими были конструктивисты и многие другие «-исты» начала 1920-х, которым для реализации своих способностей безжалостная эпоха отмерила слишком короткие сроки. Аромат игристый, ироничный, интригующий, как и его яркие оригинальные тексты.

Почему вообще возникла идея создания таких ароматов? Музей русского импрессионизма хотел улучшить восприятие от экспозиции для слабовидящих людей, чтобы они могли наслаждаться искусством в более полном объеме. У Тимура Солодова была другая амбициозная цель – воссоздать русскую культуру парфюмерии, сохранить культурную историческую память и русскую самобытность.

Счастье — это…

«Если бы я и вправду знал, как писать стихи, то сам бы их все уже давно написал! Но я не знаю… А даже если бы и знал, то вам бы не сказал. Ну, сами посудите, зачем мне это нужно? Я вовсе не хочу, чтоб кто-то сочинял такие же прекрасные стихи, какие сочиняю я», — признался сразу, первым делом, предельно честно, откровенно, поэт, писатель, журналист и школьный педагог Дмитрий Быков.

Хотя заранее заявленная тема публичной встречи автора с гостями ММКЯ и обещала всем пришедшим «научиться писать стихи» в «школе писателя Быкова», сам Быков оказался… Не готов? Ну, нет, не то чтоб не готов — скорее, просто против.

«Ну, ладно. Я, положим, знаю. Я знаю, как писать стихи. Но я, ей богу, не считаю, что это знание возможно передать. Зачем? Зачем мы сочиняем их? Зачем, вообще, нужны стихи? — допытывался Быков у людей, заполнивших пространство всего зала. — Вы знаете, у всех свои причины. Для одних это форма благодарственной молитвы. Для других — возможность признаться в любви.

А для третьих — изящный способ рассказать историю. Но, вообще-то, это непостижимая вещь. И дело пишущих — напустить как можно больше тумана, чтобы представить свою работу особенно важной и таинственной».

Что касается самого Быкова, то он не стал делать секрета из того, почему пишет стихи: «Это просто счастье. Как говаривал Лосев: с утра полчаса подумал, а потом весь день свободен!»