Интервью писателя Евгения Водолазкина — участника фестиваля «Белый июнь» в Архангельске

Известный русский писатель и литературовед Евгений Водолазкин – один из гостей Летнего фестиваля книги «Белый июнь». В рамках фестиваля у северян будет возможность пообщаться с ним, познакомиться с его книгами. Незадолго до этого мы записали с Евгением Германовичем интервью.

 – Вы впервые в Архангельске, поделитесь впечатлениями?

    – Я совершенно очарован. Сегодня мы с женой немного поездили по городу. Один из моих родных, брат моей прабабки Александр Нечаев, был в Архангельске протоиреем. Он приехал сюда из Тотьмы, из Вологодской губернии, откуда родом мои предки. Отец Александр впоследствии был репрессирован. Благодаря помощи сотрудницы университета Светланы Тюкиной я узнал о его жизни много нового. Я побывал в тех храмах, где он когда-то служил, в частности, в церкви в Солобале, представил, как он ходил по храму, прикладывался к иконам. Одно дело – когда абстрактно представляешь что-то, и совсем другое – когда все видишь и чувствуешь сам. Это, конечно, потрясение. Там ведь мало что изменилось, в церкви. Так что для меня это очень важный приезд – не только в смысле участия в фестивале, но и в личном отношении.

 – Для Вас, как для писателя, чем интересен книжный фестиваль в Архангельске?

    – Региональные фестивали это самое живое в культурной жизни. Архангельск я полюбил еще в советское время за его прекрасное имя, которое он пронес через все годы коммунизма совершенно необъяснимым образом. Это один из выдающихся городов России. При невероятном количестве приглашений в другие места, не приехать сюда было нельзя.

 – Фестиваль «Белый июнь» в этом году уделит особое внимание вопросу северной идентичности. Для вас имеют значение такие понятия как северная культура, северный человек?

    – Считается, что северные люди сдержанные, неторопливые, а южные развивают скорость просто невероятную. Наверное, что-то в этом есть. Мне нравятся эти нетопорливость и спокойствие. В этом чувствуется цельность, философское отношение к жизни. Это, на мой взгляд, и составляет особенность северного менталитета.
    Что такое вообще народ, национальность? Это совокупность поведенческих стереотипов. И эта совокупность впитывается человеком в детстве. Я когда-то жил в Германии и понял, что можно выучить чужой язык, не настолько, конечно, чтоб думали, что ты немец, но хорошо им овладеть. Гораздо труднее перенять мимику, жесты. Ведь на каждое слово, каждую интонацию приходится определенное движение мимических мышц. Это то, что усваивается только в юности.

 – Нужно ли вообще понимание особой идентичности?

    – Да, полезно знать, чем ты отличаешься от других. Не менее важно, однако, не забывать и о сходстве, потому что культ особенного в себе не обязательно приводит к хорошим результатам. Человек и – шире – народ должен всегда чувствовать эту диалектику особенного и общего, стремиться к гармонии этих стихий. С одной стороны, представители одной ментальности хорошо друг друга понимают. С другой стороны, когда собираются только люди, близкие по духу, по типу, по стилю, то ясно, что пожара не будет, но не будет и искры. Той, которая одухотворяет. Для того, чтобы чувство было живым, нужно немножко отличаться. Люди похожие редко увлекают друг друга. Я основываюсь на собственном опыте: мы с женой тридцать три года вместе, и она не похожа на меня. Она была мне полной противоположностью в юности. Сейчас это немного сгладилось. Но не настолько, чтобы стать неинтересным друг другу.

 – О чтении… Вы отличаете человека читающего от того, для кого книги чужды? Как вообще в наши дни заинтересовывать чтением молодежь?

    – Я отлично вижу, когда у человека в глазах – ни одной прочитанной книги. Также очевидно, когда он читает только «Пятьдесят оттенков серого». Это выражается в речи, в манере смотреть, говорить, жать руку. Заставлять кого бы то ни было читать нельзя. Надо помогать человеку самому открывать прелесть книги. Это возможно. И в особенности – в отношении детей, которым все-таки требуется руководство. Делать это надо очень деликатно. Спросить: кстати, а ты читал такую-то книгу? Положить ее где-то незаметно, но так, чтобы можно было найти. Когда человек сам открывает книгу, он читает, втягивается, начинает понимать разницу между интернетом и книгой, сознает, что это тексты разного качества. Давить не надо – это ведет к обратному результату. Тогда ребенок даже, может, при вас начнет что-то листать, но точно не откроет книгу в одиночестве, для себя. Нужно помогать человеку самому прийти к чтению, но ни в коем случае не заставлять.

 – Вас называют русским Маркесом, русским Умберто Эко. Как воспринимаете такие отзывы?

    – Это в основном иностранные высказывания. И там это не значит, что ты непременно очень хороший. Это значит, что автор пишет как такой-то, не более того. На Западе вообще любят сравнения. Там принято говорить: пишет как Маркес, пишет как Дюма. У них, если ты посылаешь книгу в издательство, то заполняешь анкету с вопросами о себе, своем романе, о том, о сем. И есть обязательный вопрос: на кого из знаменитых писателей вы похожи или на какой из знаменитых романов похож ваш роман. Я знаю, что наши писатели раздражаются, когда им такие анкеты присылают. Ясно же, что каждый считает, что он ни на кого не похож, он такой один, уникальный. Но если разобраться, то по стилю, по структуре авторы часто все-таки на кого-то похожи, и такой вопрос имеет право на существование. Но не всё, что имеет право на существование, полезно. Когда вы человека определяете как русского Маркеса или русского Умберто Эко, вы определяете читательское отношение, а оно влияет на формирование стиля автора. Что-то такое вы делаете, что заставляет автора во время работы думать о Маркесе. Плюс – в том, что такое определение позволяет быстро объяснить, в каком контексте тебя нужно воспринимать. Минус — в том, что только в этом контексте тебя и будут воспринимать. Умберто Эко на одном из литературных фестивалей в Италии как-то сказали, что я – русский Умберто Эко. Он пожал мне руку и сказал, что выражает свои соболезнования.

 – В прошлом году отмечалось столетие со дня рождения Федора Абрамова. Памятные мероприятия прошли и в Архангельске, и на его малой родине в Пинежском районе Архангельской области, и в Санкт-Петербурге. Ваше мнение, нужен ли Абрамов человеку 21 века?

    – Многих прекрасных русских авторов уже с нами нет, а вместе с тем они остаются – в своих текстах. Если это искренние, глубокие, хорошо написанные тексты, то для всех современных людей будет полезно, чтобы они звучали и подавляли тот информационный шум, который раздается из интернета. Всю ту чушь, которая пишется в интернете, очень трудно перекричать. Это могут сделать очень немногие. Одним из таких сильных голосов был и остается Федор Абрамов.

 Справочно:

    Евгений Водолазкин (Санкт-Петербург) – прозаик, филолог, специалист по древнерусской литературе.

    Обладатель премий «Большая книга» и «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера». Автор романов‑бестселлеров «Брисбен», «Авиатор», «Лавр».

    Роман Евгения Водолазкина «Лавр» о жизни средневекового целителя стал литературным событием 2013 года (лауреат премии «Ясная Поляна» и «Большая книга», шорт‑лист премий «Национальный бестселлер» и «Русский Букер»).

    В рамках фестиваля «Белый июнь» в Архангельске состоится встреча, на которой он представит свою книгу «Оправдание острова»: 26 июня в 18 часов в Петровском парке.

    В тот же день, чуть ранее, в 14:30, в лектории №3 в Петровском парке он примет участие в презентации сборника «Без очереди» (сцены советской жизни в рассказах современных писателей).